Любимый сын, тебе, должно быть, дико
Подозревать, что ты почти индиго,
Поскольку всё, что так любимо мной,
Твоя душа относит к белым пятнам —
Неузнанным, неважным, непонятным,
Далёким от реальности земной.
Тебе уже не привязаться к Цою,
Летящему с кошачьей хитрецою
Из этих странных двадцати восьми
Прямой наводкой в старенький Икарус,
Вот едет он, пыхтя и заикаясь,
Икарус едет, черт его возьми.
Быть может, там, на трассе Слока — Талси,
Я вместе с ним в траве лежать остался,
В процесс его распада вовлечён,
Когда одна из лучших в мире музык,
Не выдержав космических нагрузок,
Нырнула в смерть за синим москвичом.
Смотри, смотри, мой взвинченный потомок,
Как летний город режет взвесь потёмок:
Бездомным псом прикинувшись на миг,
Он проскулит, мол, поводок держи мой,
Пойдём смотреть, как тает одержимый
Любитель странной музыки и книг.
Его легенд почти уже не помнят —
Вот он лежит во мгле больничных комнат.
Вдохни поглубже, сын, и проходи
В палату, где собрав себя по крохам,
Последний звук издаст Сергей Курёхин,
На клапанах сгорающей груди.
Да, те герои вряд ли были святы —
Служители камней и стекловаты —
Пьянчужный дух, отрада психбольных:
Но судеб их мистическая самость
В меня вошла, втекла и затесалась,
И я никто, совсем никто без них.
Когда весь мир осаживая в ритме,
Очередная сволочь говорит мне,
Сверкнув во тьме глазами, как койот:
«Молчи-ка! Стой-ка! Взгляд не поднимай-ка!»
Я неизменно слышу голос Майка —
С каким чудным нахальством он поёт!
Как невозможно злясь и негодуя,
Он завывает с силой снегодуя
В пустой трубе заброшенного ТЭЦ.
Как заклинает бурю, словно Один!
И в этот миг — прозрачен и свободен
Он сам себе ответчик и истец.
Прошепчет мир: когда вы все уснёте!
И если вдруг, поймав меня на ноте,
Убийцы издадут победный клич,
Я, наконец, всё выскажу в лицо им,
И удеру по трассе вслед за Цоем.
Но — выживу, поскольку не москвич.
Павел Пиковский
Фото- концерт в Тюмени, "Сайгон", 29.01.2023
